Пэт Симондз о первом титуле Шумахера в 1994 году: “Михаэль – это лучший гонщик, которого я знаю”. Главный инженер команды «Бенеттон-Форд» вспоминает сезон-1994 в интервью “Auto, Motor und Sport”.

Вопрос: Что вы помните о подготовке к сезону 1994 года?

Симондз: В 1994-м мы получили новый двигатель от “Форд” и “Косуорт”. Он доставил нам очень много проблем, например, мощность, отбираемая коленчатым валом, была недостаточной. Только после того, как “Косуорт” произвели несколько модификаций, мы смогли его протестировать перед Гран-при Бразилии. Это было на южной петле Силверстоуна, где тогда шел снег. В итоге мы не смогли должным образом подготовиться к Бразилии – осталось очень много моментов, касающихся работы машины, которые необходимо было исправить. С четверга по воскресенье нам удалось поспать лишь несколько часов. Тем не менее, мы выиграли гонку! Это было началом фантастического сезона.

В: Как долго ещё продолжались ваши опасения из-за двигателя?

С: Мы смогли решить проблемы только в июле. До этого машины практически не участвовали в тренировках, поскольку необходимо было беречь ресурс моторов. Мы проезжали совсем немного, чтобы убедиться, что всё работает, как надо. И потом оставалось только скрестить пальцы, надеясь, что двигатель выдержит гонку. Только один раз возникли сложности – в Хоккенхайме, проблема была с клапаном, а не с коленчатым валом.

В: Вы удивились, что у ваших главных конкурентов, “Уильямс”, в начале сезона было так много проблем?

С: Когда мы впервые зимой тестировали “Бенеттон Б194”, Михаэль, покинув кокпит, улыбнулся и сказал: «Нас ждет действительно хороший сезон». Его слова нашли подтверждение в начале сезона. Машина была потрясающая, легкая в настройках, она была почти совершенной! Крайне сложно было сделать что-то неправильно. Однако после аварий в Имоле ФИА за ночь изменила много правил по соображениям безопасности. После этого мы с большим трудом смогли доработать машину таким образом, чтобы вернулась прежняя скорость. В частности, ступень на днище машины, ограничения на диффузор отбросили нас назад.

В конце сезона уровень “Уильямс” был такой же, как и у нас, если не лучше. Был ли я удивлен, что у них возникло столько проблем? Честно говоря, нет. Последняя версия нашей машины 1993 года, на которой была активная подвеска, контроль тяги и четыре управляемых колеса была чертовски хорошей! Нам даже удалось выиграть гонку в Португалии. Когда мы работали с активным шасси, мы узнали много нового об аэродинамике. Было ясно, что новая машина аэродинамически будет сильно отличаться, поэтому мы должны были обеспечить стабильную прижимную силу в широком диапазоне клиренса. Это понимание помогло нам в 1994 году.

В: В тот год было много всевозможных споров, обвинений. Как вы это пережили?

С: Очень тяжело, и все зашло так далеко, что к концу сезона мне приходилось спрашивать себя, хочу ли я продолжить. Те споры случались не только потому, что “Бенеттон” не относился к элите автоспорта, но и потому, что у нас, во-первых, был некий «дикий» образ, а во-вторых, нам удалось опередить время и выиграть несмотря ни на что. Не многие смогли это принять. Посмотрите на то, как вначале люди аплодировали “Ред Булл” просто потому, что они отличались от остальных. Нам же никто не дарил аплодисменты. Когда вы трудитесь на пределе и потом слышите, что что-то в вашей машине нелегально и всё это – большая афера, то это, признаюсь, немного ранит. После финала в Аделаиде я был ещё более подавлен. Мы не хотели выигрывать за счет аварии, поскольку многие стали думать, что мы не заслужили этот титул.

В: Почему, несмотря на все проблемы, вы продолжили свою работу в “Бенеттон”?

С: Я знал, что с нами Михаэль – лучший, на мой взгляд, гонщик. К тому же я был очень заинтересован в новом вызове – выиграть титул с новым поставщиком моторов. В 1995 году мы перешли с “Форд” на “Рено”.

В: Выиграл бы Шумахер титул, если бы в Имоле с Сенной не случилась трагедии?

С: Мой ответ – да. Ну, или, скорее всего, да. Если бы не произошла авария в Имоле, то не были бы изменены правила. С тем автомобилем, который мы подготовили к началу года, мы смогли бы победить Сенну. Но после модификаций машин нам было бы сложно бороться с такими пилотами, как Айртон. “Уильямс” сделал свою работу лучше, чем мы.

В: Вы работали и с Сенной, и с Шумахером. Были ли они похожи?

С: Я работал с Айртоном только в 1984 году, тогда он был в начале своего пути. В 1994-м он был уже сформировавшимся гонщиком. Между двумя этими гонщиками лежит 10 очень важных лет. Автомобили 1984 года были не так технически развиты, как в 1993 или 1994 гг. Электроника вошла в мир “Формулы-1” – сбор, анализ данных, виртуальные модели. Для меня сложно сравнивать их друг с другом потому, что я встретил их в абсолютно разные эпохи.

Единственное, что я могу сказать: Сенна всегда со всем отлично справлялся, и ему удавалось совместить свой природный талант с аналитической работой. Однако Михаэль также показывал удивительное внимание к деталям. И с самого начала он был в настолько великолепной физической форме, что людям эпохи Айртона было сложно это представить. Он был первый, кто серьёзно начал работать над своей физической подготовкой. Михаэль был единственным гонщиком, который понимал, что всё, что он делает в перерывах между гонками, влияет на скорость на круге в воскресенье. Для меня Михаэль остаётся лучшим гонщиком, с которым я когда-либо работал.

В: Были ли вы удивлены, что Михаэль допускает ошибки в двух последних гонках под давлением Хилла?

С: Да, меня это удивило. Михаэль – умный молодой человек. Во время гонки он всегда понимал, что происходит. Но в Сузуке, мне показалось, он потерял контроль над ситуацией. Гонка разделилась на две части, был перерыв после аварии из-за сильного дождя. Результаты обеих частей складывались, поэтому события во второй половине гонки необязательно соответствовали итоговому результату. Во второй части Михаэль мог проиграть определенное время Дэймону, но при этом все равно остаться впереди.

Михаэль, без сомнений, нервничал во время этих двух последних гонок. Это было для него нехарактерно, но я его понимал. Мы изначально были лучшими, но всё буквально уплывало из наших рук! Обвинения в несоответствии регламенту, дисквалификации, пожар в Хоккенхайме. Мы могли не выиграть титул.

Потом наступил финал в Аделаиде. Мы увидели Михаэля, который был не похож сам на себя. Хилл был быстрее, чем Шумахер и складывалось ощущение, что Михаэль уперся в стену. В итоге всё привело к аварии. На тот момент мы не думали о том, сделал ли это Михаэль умышленно или нет. Только через пару лет я задумался об этом.