Жиль Вильнёв – Официальный сайт "Макларен"

Жиль Вильнёв давно уже превратился в легенду, но кто как не его коллеги, люди, с ним работавшие, могут очеловечить её?

Дэрек Уорик, британский гонщик Ф1 в 1981-1993 гг., чемпион мира спортивных автомобилей 1992 года

“Меня всегда немного смущала мистическая атмосфера вокруг Жиля Вильнёва. Безусловно, он был быстр, он был отличным парнем, со страстью относился к гонкам, но порой он был просто безрассуден, от чего страдали как журналисты, так и фотографы, а иногда и другие гонщики.

Журналисты часто ставят его в один ряд с величайшими гонщиками в истории гонок, но я не уверен, что он соответствует их уровню, уровню многократных чемпионов мира. Если бы он выступал сегодня, его бы просто дисквалифицировали во многих гонках. В Зандворте, когда он дотащил автомобиль на трёх колёсах в боксы, все кричали, что это было великолепно, но я говорил, что это было чертовски опасно. Я стартовал с ними в одних и тех же гонках, но у нас никогда не было очной борьбы, поскольку он был гонщиком «Феррари», а я выступал на “Летающей свинье” («Тоулмен ТГ181»), но мне повезло оказаться с ним в «Формуле-1» в один и тот же отрезок времени, так как Жиль всё же был особенным.

В Зольдере я был первым, кто подъехал к месту аварии, первым, кто вытащил его из сетки ограждения. Подбежав к его автомобилю, я был в шоке от того, что не нашёл в нём гонщика – Жиль лежал в метрах ста на трассе, и от удара с него слетел шлем. Я читал, что он всегда хотел умереть за рулём гоночного автомобиля, и, если анализировать манеру пилотажа Жиля, именно так он и водил автомобиль, а заодно и вертолёт. Он создал эту ауру вокруг себя, этот образ, что явно доставляло ему удовольствие, и ему было всё равно, что о нём думали другие.”

Патрик Тамбэ, французский гонщик, выступавший в Ф1 с 1977 по 1986 гг., две победы в Чемпионате мира, заменил Жиля Вильнёва в «Феррари», крёстный отец Жака Вильнёва

“Я люблю говорить о Жиле, он был отличным парнем. Жиль водил автомобиль так же, как и жил – он был общительным, открытым человеком, который любил брать от жизни всё, и это отражалось на его гоночном стиле.

Я помню те эмоции, которые меня обуревали, когда меня позвали занять место в «Феррари» №27, это было невероятно. Это была очень эмоциональная ситуация, как в личном, так и в профессиональном плане, как для меня, так и для команды. В «Феррари» были так глубоко подавлены, вы даже не можете представить насколько. Меня также переполняли эмоции – команда хотела выйти из ситуации, отдав максимальную дань уважения как Жилю, так и мне, при этом я явно не был фигурой его масштаба.

Эта ситуация до сих пор пробуждает во мне самые сильные эмоции. Мы были близки, и даже после своей смерти он возникал рядом. Даже сейчас я нет-нет да чувствую его присутствие. Ну, вы понимаете, о чём я. Это вообще странная ситуация, так как я отказался от контракта с «Феррари» на 1978 год и ушёл в «Макларен», а Жиль – наоборот, перешёл в итальянскую команду, хотя должен был продолжить сотрудничество с британцами. Да, вот насколько тесно связаны наши карьеры, иногда они переплетались самым причудливым образом. Я бережно храню в памяти те счастливые времена, проведённые вместе с Жилем – он был отличным парнем, и мне приятно говорить о нём, хранить воспоминания.”

Крис Эймон, новозеландский гонщик Ф1 1963-1976 гг., гонщик «Феррари» 1967-1969 гг.

“В начале 1977-го я решил, что хочу уйти. Я пытался руководить командой, и не особо хотел продолжать гоночную карьеру. Моя будущая жена была беременна, и я решил, что в конце сезона повешу шлем на гвоздь. Но уже после первой гонки в серии «Кан-Ам» я понял, что ждать нет смысла, надо все прекращать сейчас.

Жиль заменил меня в чемпионате «Кан-Ам» в команде Вальтера Вольфа. Я сразу понял, что он – выдающийся талант, его уникальность была видна невооруженным взглядом. Будучи канадцем, Вольф был заинтересован в нем. Его талант был очевиден, и он провел несколько отличных гонок с Кеке Росбергом в формуле «Атлантик» – они двое были новыми талантами в Северной Америке.

К сожалению, мы так и не смогли предоставить ему достойный автомобиль. Но, несмотря на все проблемы, Жилю удалось выжать лучшее из того, что было. Машина была неважной, к примеру, с тормозами всегда случались какие-нибудь проблемы. Возможно, потенциальная скорость была, но очень многое было недоработано.

Однажды я ехал вместе с Жилем в отель в Сен-Жовит. Он был за рублем «Хонда Сивик», и ехать было всего лишь пару миль. После этого я решил, что в будущем сто раз подумаю, прежде чем опять сяду с ним в дорожный автомобиль. Но я совершил опять ту же ошибку в Уоткинс-Глене, когда проехал с ним от гостиницы до трассы. Вот тогда я уже точно решил, что это больше не повторится! Мы тогда немного опаздывали, и, вдобавок, движение было затрудненным. Но Жиль сказал, что волноваться не о чем. Он тогда так легко пробирался сквозь все препятствия, что очень не понравилось полиции. В нем и вправду было нечто особенное.

Я не думаю, что у Жиля были какие-то недостатки. В 1980-м, когда у «Феррари» была чертовски плохая машина, он просто затмил Шектера. Я думаю, что Вильнёв как никто другой запомнился именно своими исключительными гонками. Жиль мог выжимать всё из неконкурентоспособной машины. Люди много говорят о Сенне, который, безусловно, тоже провел немало впечатляющих гонок. Но у него всегда было преимущество в виде одной из лучших машин. Жиль всегда был очень рисковым, но никогда не позволял себе грязную борьбу. Поэтому у него столько ярких гонок на далеко не самых лучших автомобилях.”

Джоди Шектер, южноафриканский гонщик Ф1 1972-1980 гг., партнёр Вильнёва по «Феррари» в 1979-1980 гг., чемпион мира 1979 года

“Жиль был романтиком. Я беспокоился о том, как не погибнуть, а ему важна была скорость. Он думал о каждой гонке, каждом круге. Я верю, что он был самым быстрым гонщиком на планете. Если бы ему представился шанс прожить свою жизнь заново, я уверен, что он ничего бы в ней не изменил, всё также отдавая всю свою любовь каждому её моменту. Любовь – вот верное слово. Жиль был влюблен в автоспорт больше, чем кто-либо другой.”

Кеке Росберг, финский гонщик Ф1 1978-1986 гг., чемпион мира 1982 года, соперник Жиля в формуле «Атлантик»

«Мои сражения с Жилем в формуле «Атлантик» в Канаде были одними из самых трудных во всей моей карьере. В те времена мы были такими непримиримыми соперниками, что практически не разговаривали друг с другом. Я больше общался с его детьми, чем с ним. И это продолжалось, пока я не получил конкурентоспособный автомобиль в 1982 году. Но ещё до середины сезона Жиля не стало…

Мне нравилось, как он пилотировал. Очень жестко, но всегда чисто. Люди часто потом сравнивали его с Сенной, но Айртон – это другая история: он пускал в ход все средства, которые никогда никто до него не использовал в гонках. С этого началась новая эра, которая, к сожалению, затронула и младшие серии. Жиль же никогда не делал ничего подобного.

Он был невероятно жестким, пожалуй даже самым жестким соперником из тех, с кем мне довелось бороться. Я помню, что когда-то в гонке формулы «Атлантик» мы подлетели на кочке в Моспорте и, пока мы были в воздухе, произошло касание колесами! Помните его сражение с Арну в Дижоне? У Жиля закончилась резина, но он не сдался и выиграл ту борьбу… Он просто прирожденный борец. Я думал, что Жиль был феноменальным гонщиком, просто гением. Чистая скорость, чистый талант. Печально то, что, когда я думаю о нем сейчас, первое, что приходит в голову – это понедельник в Зольдере после гонки. Я должен был проехать по трассе, там был лишь мусор после уик-энда и вертолета Жиля…»

Рене Арну, французский гонщик Ф1 1978-1989 гг., семь побед

«Я так счастлив, что могу поговорить о Жиле, потому что он был моим другом, и вы знаете, я понимал его лучше, чем многие другие пилоты. Как гонщик, он был акробатом, всегда на пределе своей машины. Он выжимал всё из автомобиля, и иногда под конец гонки от шин и тормозов не оставалось ничего.

В Дижоне в 1979 году как раз был такой случай, когда шины и тормоза были разрушены, а на моей машине была проблема с давлением топлива, но мы атаковали на пределе. Такая борьба могла возникнуть только между такими гонщиками, как я и Жиль. Некоторые люди говорили, что это опасно, но я не согласен.

В Монте-Карло в 1981 году он сделал невероятное, только Жиль был настолько талантлив, чтобы выиграть там на машине с турбонаддувом. Но я думаю, что его лучшая гонка была в Хараме в 1981-м, когда он лидировал почти всю дистанцию, и его преследовали четыре других автомобиля. Разрыв между ним и группой был не больше секунды. Для меня было показателем то, что от его автомобиля практически ничего не осталось, но он опередил Лаффита менее чем на полсекунды, и все пять машин финишировали в секунде. Я должен вам сказать, что он не представлял опасность для других гонщиков. Для себя, может быть, да. Он никогда не был счастлив на прямой, поскольку любил избыточную поворачиваемость, скольжение. Он ехал на максимуме, не 100, а 105 процентов.

В Уоткинс-Глен однажды я спросил его о повороте перед заездом на пит-лейн: «Там я немного подскочил. А ты?» Он сказал, что с ним было то же самое, но в последнем квалификационном заезде он постарается проехать ровно. Когда перед окончанием сессии я подъехал к этому повороту, то увидел его автомобиль в стене. Но он был в порядке, и когда я вернулся в боксы, спросил его, можно ли пройти этот поворот на полной скорости? «Нет Рене, – сказал он. – Я попытался, но это невозможно”. Чтобы в этом убедиться, ему нужно было попробовать. Таким был для меня Жиль Вильнёв – хорошим другом и невероятно быстрым гонщиком».

Гордон Марри, конструктор «Брэбем» в 1969-1986 гг., технический директор «Макларен» 1987-1991 гг.

«Я никогда не работал с Жилем, но, мне кажется, он олицетворял определенную эпоху в «Формуле-1». Я не знаю, насколько хорош он был бы в наши дни, но тогда он был суперзвездой в истинном смысле этого слова. Он просто жил гонками, садился в машину и ехал так быстро, как только мог. Сейчас много гонщиков, которые как только переходят определенную границу заработка, начинают забывать, почему они здесь в первую очередь. Я контактировал с Жилем на протяжении многих лет, и он показался мне очень искренним, хорошим парнем. Тогда было две категории гонщиков: те, кто был позади и такие, как Жиль.

Он был невероятно увлечен гонками. Он был человеком, который просто обходил проблему, в отличие от таких людей, как Сенна, Прост или Лауда, которые анализировали её и пытались решить. Помните, прежде чем какой-то идиот придумал дозаправки [это был, конечно же, сам Гордон – прим. редакции], автомобили начинали гонку с полными баками и некоторые просто невозможно было настроить. Тогда не было кучи инженеров за экранами компьютеров, поэтому гонщики должны были сами справляться с проблемами. Автомобили были ограничены в тяге, от пилота требовалось природное чувство машины, которое, безусловно, было у Жиля.

Среди других гонщиков и команд он имел репутацию немного дикого человека, который часто попадает в аварии. Жилю всегда нужна была избыточная поворачиваемость, потому что он просто не мог ездить с недостаточной. Его инженеры поняли это, и всегда давали ему такую машину, независимо от информации, которую он предоставлял им.

В конце концов, отношения между Жилем и Пирони испортились, что было нехорошо для команды. Когда Сенна и Прост появились в «Макларене», я действовал на основе «информационного пула». Им это не очень нравилось, но выбора не было, потому что главное было финишировать первым и вторым. Но если между гонщиками война, команда раскалывается, что сказывается и на результатах».

Джо Рамирес, бывший координатор «Макларен» 1984–2001 гг.

«Жиль отвёз меня из Рио-де-Жанейро в Жакарепагуа однажды утром, и я никогда, никогда не забуду эту поездку. Это была обычная машина, взятая напрокат, но мне было невероятно страшно. Он, казалось, чувствовал, что именно люди собираются сделать прежде, чем они делали это. Он всегда реагировал в нужный момент. Его чувство автомобиля было просто удивительным! Я говорю вам, когда мы добрались до трассы, мне нужно было отправить нижнее белье в стирку.

Я понял, что он вряд ли доживёт до старости, уж очень он всегда рисковал. Мне кажется, это и произошло в Зольдере. Я думаю, что он недооценил движение Йохена Масса и они столкнулись. Это очень печально, потому что он был таким хорошим парнем, он любил свою работу и делал её хорошо. Я никогда не думал, что он был одним из величайших гонщиков всех времен, нет, но он вкладывал свою душу. Если бы он перешел в «Макларен», возможно, он бы по-другому выражал себя, не окруженный всей этой суматохой, которая всегда присуща «Феррари». Что он сделал в Зандвоорте (в 1979 году) после прокола шины, было невероятно, но от машины ведь ничего не осталось – уверен, именно так думали механики. Но ему было все равно, он просто хотел, чтобы ему поставили новое колесо.

Событие в Зольдере ужасно, потому что никто тогда не объявил, что его больше нет с нами: «Феррари» просто снялись и уехали; не было ни оставленного места на стартовой решетке, ни минуты молчания, никто не проявил уважения. Какой же бесчувственной может быть спортивная общественность! Может быть, если бы гонка была в Италии, или Англии, было бы всё по-другому.

Вы должны помнить, Жиль был суперзвездой, чемпион мира без короны, которого все любили. Он не был плейбоем, но он любил жизнь. Он показал, что гонкам нужны такие личности, особенно сейчас, когда кажется, что их совсем не осталось. Гонки – это не просто автомобили, это – битва характеров, личностей. Фанаты любят таких, как Жиль. Сейчас интересно наблюдать за Льюисом Хэмилтоном, но ему требуется контроль, поскольку он может сказать лишнего. Сейчас не хватает таких гонщиков, как Жиль».

Алан Джонс, австралийский гонщик Ф1 1975-1986 гг., чемпион мира 1980 года

«Знаете, что мне больше запомнилось в Жиле? Я был позади него в начале гонки в Монако в 81-м за рулем «Уильямс FW07», а у него была эта отвратительная «Феррари». Он сдерживал меня немного. Сейчас большинство гонщиков были бы совершенно неуступчивыми в подобной ситуации, но Жиль был умнее. Его машина была жутко тяжелой, и он понимал, что если он останется впереди меня, его тормозам придёт конец. Поэтому он пропустил меня в Мирабо, оставив пространство буквально на дюйм шире, чем моя машина. Было непросто, но мне была предоставлена возможность. Я знал, что он не закроет просвет. К сожалению, не могу такое сказать о Пике. Позже в гонке у меня возникла проблема, и Жиль прошел меня и выиграл. Самым большим комплиментом, который я мог сказать ему, что я рад, что именно он сделал это. Человек, который никогда не сдавался, прекрасный парень и фантастический гонщик – лучший, с которым мне приходилось бороться.»

Мауро Форгьери, легендарный конструктор «Феррари» 1962-1987 гг.

«Когда Жиль был жив, возможно, мы недооценили Дидье, которого Вильнёв всегда опережал. Мы тогда просто не понимали, насколько велик был Жиль. За всё время, что я был в «Феррари», время с Жилем и Джоди было самым счастливым. Вильнёв был гораздо конкурентоспособнее, чем любой другой гонщик. Он с яростью хотел победить, но самое интересное, что таким он был только за рулем автомобиля. Как только он покидал кокпит, он становился очень спокойным и веселым. Жиль любил жизнь. А пилотирование автомобилем доставляло ему радость и удовольствие.»

Жак Вильнёв, сын Жиля, гонщик Ф1 1996-2006 гг., чемпион мира 1997 года

«Я унаследовал две страсти от своего отца: к скорости и к музыке. Отец играл на тромбоне и фортепиано. Мы всегда путешествовали от одной трассы к другой, и когда мне было пять лет, он усаживал меня на колени за рулем, и мы ехали на полной скорости, шины визжали и скользили по снегу. Мы катались на снегоходах, иногда он брал меня в свой вертолет. В моем детстве всегда была много скорости и много восторга.

Он всегда выходил за рамки, шёл по самому краю, и во мне тоже что-то есть от этого. Он рисковал. Мне тоже нужно было ощущение скорости, как и ему. Отец отдавал всего себя тому, что он делал.

Когда я оказался в Ф1, мне не хотелось говорить о нём. Хотелось добиться чего-то самому, благодаря собственным усилиям и на своих условиях. Теперь я могу говорить о нём, и хочу сказать, что я сильно восхищался им и уважал его за то, каким человеком он был, и за то, как мы вместе проводили время».

Сид Уоткинз, британский врач-нейрохирург, профессор, президент Института автоспортивной безопасности ФИА, глава медицинской команды на гонках Ф1 1978-2005 гг.

«Я очень любил Вильнёва. Он был хорошим, честным парнем, гениальным гонщиком. Однажды в Монако в 1980-м я был на трассе в медицинской машине во время гонки. Практически все гонщики уважительно обходили автомобиль по максимально удаленной траектории. Все, кроме Вильнёва. Он пронёсся в паре дюймов, не тормозя и не желая терять ни секунды. После этого я наорал на него, а он не мог понять, о чем именно я говорю: «Я же не столкнулся с вами». И потом я понял, что для него дюйм был как ярд для всех остальных, настолько точно он чувствовал машину.

Когда я впервые встретил его, он сказал: «Надеюсь, твои услуги мне никогда не понадобятся». Я был очень расстроен в Зольдере, сразу же после аварии было очевидно, что я ничего не мог сделать для него».

Эдди Чивер, американский гонщик Ф1 1978-1989 гг., победитель «Инди-500» 1998 года как гонщик и как владелец команды

«Подумайте о том, что было в тот день: Жиль был очень зол на Пирони тогда, и это было логично после того случая в Имоле. Последний квалификационный заезд… хорошее время, сотни оборотов на прямой, несмотря на то, что впереди была шикана, Масс впереди… Он собирался уйти влево или вправо? Жиль ушел вправо, как и Масс… Вы знаете, как быстро все происходит? Не дольше щелчка пальцами».

Харви Постлтуэйт, главный конструктор «Феррари» 1981-1991 гг.

«Жиль никогда не участвовал в политических играх. Он был самым честным человеком, которого я когда-либо встречал. Он никогда ни на что не жаловался. Он мог сказать кому угодно, даже Энцо Феррари, что машина была откровенным дерьмом, и он просто тратит своё время. «Я поеду, меня развернет, я окажусь в ограждении, я сделаю всё, что вы скажете. Потому что это – моя работа, которую я люблю. Я просто хочу сказать, что мы не сможем на ней бороться».

Старик Энцо любил его за такую честность. Они были очень близки, даже несмотря на то, что не говорили на одном языке и мало общались друг с другом. Лишь только на французском, хотя особый квебекский акцент Жиля было трудно понять.

Я никогда не встречал гонщика такого, как он. Если его ставили перед выбором: победа и большой риск, или осторожная езда и гарантированное третье место, он всегда выбирал победу. Джоди Шектер бы выбрал второе, даже несмотря на то, что именно Джоди стал чемпионом мира.

Я помню, как однажды мы пошли перекусить, и после возвращались в Маранелло в его 308-й. Непрогретый двигатель, 8 тысяч оборотов – в этом был весь Жиль. Он мог выехать за пределы дороги, когда грузовик ехал навстречу – это было что-то вроде разогрева. Он просто знал, что найдёт пространство. Он свято верил, что справится со всем. Мне кажется, поэтому он и наехал на Масса. С точки зрения его данной природой способности пилотировать, он был словно с другой планеты».

Марио Андретти, американский гонщик Ф1 1968-1982 гг., выступавший в 1971, 1972 и 1982 за «Феррари», чемпион мира 1978 года, победитель «Инди-500» и «Дейтоны-500»

«В первую очередь, Жиль был очень приятным парнем. Как гонщик, он всегда боролся до конца, и старался делать все возможное, чтобы выиграть. Он никогда не жаловался на своих соперников, и мне очень нравилось это в нём. Он очень серьезно относился к своей работе, но после гонки у него всегда был рот до ушей! Он был тем человеком, который будет сражаться с тобой до победного на трассе, но вы всё равно остаётесь после этого друзьями. Я так ясно помню гонку в Монце в 1978 году. Я был на поуле, и Жиль был рядом со мной на первом ряду. Он тронулся раньше, я отреагировал и тоже рванул! Мы оба знали, что нам добавят штрафную минуту, но всё же мы боролись на протяжении всей гонки, словно речь шла о победе. Я обогнал его, когда до финиша оставалось шесть кругов. Я видел, что ему некомфортно в его «Феррари», и ждал его ошибки, но он её не сделал. На протяжении всего сезона у меня были проблемы с тормозами, мне нужно было нажать педаль как минимум три раза, потому что задние сильно перегревались. Но я сделал свой ход в Аскари. Я просто вошел туда на пределе, и он предоставил мне необходимое пространство. Это было показателем его сознательности. Вы всегда начинаете уважать таких людей.

У Вильнёва были невероятные способности. Он мог контролировать автомобиль, как никто другой. Иногда я преследовал его в гонке и, поверьте, я знаю насколько жестко он мог пилотировать. Фанаты обожали его, потому от него нельзя было отвести глаз.

Я помню, что Жиль всегда улыбался. У него была такая умиротворённая энергетика – что очень необычно для такого рискового гонщика, как он. Все это говорило о том, что он полностью уверен в себе, потому что знал, насколько хорош. Он чувствовал, как именно нужно выжимать всё из машины. Иногда он атаковал слишком сильно, но вы должны помнить, что он всегда гонялся против автомобилей топ-команд».

Ники Лауда, гонщик Ф1 в 1971-1985 гг., выступавший за «Феррари» в 1974-1977 гг., трёхкратный чемпион мира

[воскресное утро в Зольдере 1982-го] “Жиль был идеальным гонщиком, я так думаю. Он был самым талантливым среди всех нас. Вильнёв был быстр за рулём любого автомобиля. Он не гонялся ради очков, но лишь для того, чтобы выигрывать гонки. Я им восхищался, но ещё больше Жиль мне просто нравился. Он был лучший и самый быстрый гонщик в мире.”

[2012-й] “Жиль… Я конечно же был в Зольдере, в тот уик-энд, когда он погиб.
В четверг вечером я был у себя в номере в отеле, уже было темно, и я услышал шум вертолёта. Я выглянул в окно и увидел садящийся на лужайку вертолёт. Уличное освещение было, конечно, но всё равно, отель разглядеть было тяжело. На следующий день я сказал ему: “Какого чёрта ты это делал?”, на что он ответил: “О, я слишком поздно вылетел из Ниццы и не успел до темноты”. Я сказал, что в тёмное время суток запрещено летать на вертолёте, и он ответил: “Да, я знаю”.

Потом начались тренировки, Жиль ехал впереди меня и вылетел с трассы уже на втором круге! После окончания сессии я ему сказал: “Почему ты гнал как сумасшедший, трасса ведь ещё была совсем грязная?”. Он ответил: “Ники, я не могу по-другому.”

Мне действительно нравился Жиль, он был настоящим гонщиком, за рулём использовал все возможности, даже мельчайшие, о которых вы бы даже подумать не могли. Я был его большим фанатом. У Жиля был огромный талант, мне нравился его стиль вождения, и то, как он летал на вертолёте, но больше всего он мне нравился как человек. Он был очень дружелюбным, открытым и весёлым. Мы были одного типа, когда разговаривали, точно знали, о чём говорим, и между нами никогда не было никаких долбаных недоговорок.

Люди говорят, что Жиль был слишком уж отважным, но я с этим не согласен. Безусловно, он был самым агрессивным гонщиком своего времени, но он никогда не вёл себя грязно на трассе, ты мог ему полностью доверять, он никогда бы создал опасной ситуации для другого гонщика в очной борьбе. Я не думаю, что он был слишком смелым, он просто гонял в своём стиле, и за это я им восхищался. К моменту своей гибели Жиль был именно тем, кто нужен был “Формуле-1”. Замечательный, просто замечательный парень.”

Джон Уотсон, британский гонщик Ф1 1973-1985 гг., пять побед

“Жиль от природы обладал огромным талантом. Но талант развивали немного неправильно. «Феррари» была идеальной командой для него, но это также было худшим возможным местом, так как итальянцы не понимали, как правильно использовать лучшие качества Жиля. Если бы он попал в британскую команду, его талант направили бы в нужное русло, и он был бы более эффективен. Победа в чемпионатах – это не только “валить на все деньги”, это также и использование интеллекта.

В Дижоне в 1979 году он пилотировал безответственно. Он переходил за грань дозволенного, и ассоциации гонщиков гран-при следовало бы быть более жёсткой с ним за удары колесо в колесо с Рене Арну. И опять же, в Зандвоорте, за езду на трёх колёсах после прокола он получил одобрение за бойцовский дух, несмотря на то, что от его автомобиля отваливались куски. Но он не считался с другими гонщиками, с тем, что могло произойти на том круге из-за этого. Я считаю, что ему в этой ситуации проявить большую осмотрительность.

Я воспринимал Жиля как гиперактивного ребёнка, и в «Феррари» ему позволяли водить машину в манере, которая заносами напоминала стиль 1950-х. В то же время, они могли бы приложить больше усилий в огранке его таланта. Жиль позволял «Феррари» себя использовать, они стравливали гонщиков, и старику Энцо было всё равно, что там происходит с ними.

Показал бы ли он лучшие результаты за рулём «Макларена»? Что ж, в 1979 «Феррари» однозначно была лучшим автомобилем, чем, скажем, «Макларен M28». Но Жиль пилотировал с верой в себя и со страстью, которая не всегда была подкреплена конструкцией автомобиля, и когда у него появился умный товарищ по команде – Пирони, который был иногда быстрее него, ему тяжело было с этим смириться. После стычки с Пирони в Имоле, я никогда не видел столь обозлённого гонщика, как Вильнёв, и это привело его к тому, что в Зольдере он перешёл тот уровень риска, когда он мог контролировать события. Он неверно оценил риски, ему мешала злость на Пирони, а это опасная дорожка для любого гонщика. Но это было то, что он делал на протяжении всей своей гоночной карьеры – за рулём гоночного автомобиля он считал, что может контролировать абсолютно всё.

Жиль любил рисковать, это давало ему кураж. Его манера ездить по обычным дорогам была опасна и эгоистична, и он неоправданно рисковал, летая на своём вертолёте. Но большинству людей импонируют бунтари, и это объясняет его популярность по сей день. Вильнёв уже тогда не совсем вписывался в формат «Формулы-1», которая в начале 1980-х начала становиться политкорректной. Но, я уверен, в «Уильямсе» или «Макларене» смогли бы обуздать его дикий нрав, дисциплинировать его талант и привести его к титулу чемпиона мира.”

Алистер Колдуэлл, главный механик и менеджер команды «Макларен»

“Мы в «Макларене» впервые узнали о Жиле, когда Джеймс Хант отправился в Канаду, чтобы проехать в формуле «Атлантик» в Труа-Ривьер – в те дни гонщикам гран-при было разрешено такое баловство. Когда он вернулся, то сказал: «Этот парень – гений, он действительно едет быстро». Гонщики редко превозносят достоинства другого, поэтому Тедди Майер позвонил Жилю и попросил увидеться с нами. На следующий день наш администратор позвонил и сказал, что внизу стоит мужчина, говорит, что его зовут Жиль Вильнёв, и он хочет поговорить. Нам он сразу понравился: Жиль сел на самолет до Лондона и добрался в Колнбрук. Когда мы показали ему автомобили, он был просто без ума от них и светился энтузиазмом. Нам нужен был именно такой гонщик: ему не требовался контроль, и он желал поскорее оказаться за рулем.

Таким образом, мы пригласили его в Силверстоун на Гран-при Великобритании 1977-го. Ему дали третью машину. Без какой-либо практики, он сразу же показал свою скорость. Журналисты, которые наблюдали за гонкой на трассе сказали: «Мы видели, как вашего парня разворачивало в Копсе, Бекеттсе и Клабе», но на временах круга это не отражалось. Потом я сказал Жилю: “Они говорят мне, что тебя разворачивало в каждом повороте», на что он ответил: “Да, а как мне ещё понять, насколько быстро я еду?” Это всё, что он сказал. Я указал на то, что время прохождения круга не менялось, на что он ясно дал понять, что для него это – не проблема.

Он очень хорошо контролировал автомобиль: его разворачивало, а он просто включал нужную передачу и продолжал. Так он чувствовал пределы каждого поворота, причём, ему удавалось сделать всё очень плавно. Он был девятым после квалификации, а во время гонки сразу начал отыгрывать позиции, пока его не зазвали в боксы из-за проблем с датчиком температуры. Вильнёв финишировал одиннадцатым, отстав на два круга от лидера. Если бы не неисправность, он бы легко попал в очки; я был в восторге от него. Мы предложили ему неполный контракт на 1978 год, плюс три гонки в конце сезона, но «Феррари» тоже его заметили и также предложили ему подобный контракт. Таким образом, он вернулся к нам, и я сказал ему, что он должен остаться с «Макларен», потому что он станет лидером в кратчайшие сроки. Но тогда все пошло наперекосяк: Тедди Майер сказал ему блефовать и требовать от «Феррари» контракт основного пилота. Ну, Тедди облажался, потому что «Феррари» действительно сделали такое предложение. Он был слишком хорошим гонщиком, чтобы его вот так потерять. Я был в ярости, парень был бы идеальным пилотом для «Макларен». Я уверен, он бы выиграл чемпионат с нами”.

Йохен Масс, немецкий гонщик Ф1 1973-1982 гг., победитель БП Испании-75

«Мы впервые узнали о Жиле, когда он поехал на третьей машине «Макларен» в Силверстоуне в 1977-м. Тогда он удивил всех своей скоростью. Я и Джеймс (Хант) сразу поняли, что он – новое поколение. Он очень хорошо сработался с «Феррари», но они перестарались, когда поставили Пирони ему в напарники. Это довело дело до кипения, потому что Пирони был таким же быстрым и безрассудным, иногда даже больше, чем Жиль.

То, что случилось в Имоле в 1982-м, имело неприятные моральные и психологические последствия для Жиля. Он чувствовал злость и фрустрацию, которые только мешают вам, когда вы за рулем. Это настолько давило на Жиля, что, когда он приехал в Зольдер, он был полностью разочарован и все ещё зол, совсем не в том состоянии, которое нужно пилоту. Все это было совершенно лишним.

Во время квалификации я медленно возвращался в боксы, поскольку мои шины пузырились. Я увидел, что он едет позади меня достаточно далеко и не ожидал, что он обойдет меня справа. Может быть, он думал, что я смещусь влево. Возможно, мне стоило ему показать рукой налево. Но нельзя вечно это анализировать… Это была катастрофа. Слишком много обстоятельств сложилось неблагоприятным образом. Конечно, люди говорят об этом, и я не жалуюсь, но это просто несчастный случай.

Я провёл много времени с Шектером и Вильнёвым. Жиль был всегда очень расслабленным и открытым человеком. Я мог поговорить с ним о чём угодно. У него было особое канадское обаяние, он был веселым и умным парнем.

Иногда, как например, в Зандвоорте, он вел себя глупо, но фанатам всегда нравилось всё, что он делал. Гонкам нужен такой пилот, особенно сейчас. Сейчас есть Льюис, который иногда совершает ошибки, но это неважно. Как и Жиль, он – настоящий гонщик».

Энцо Феррари, коммендаторе, основатель «Феррари»

«Жиль Вильнёв достиг большой известности с «Феррари» благодаря своему великодушию и отваге. Некоторые называли его сумасшедшим. Меня критиковали, когда я пригласил его. Потому что ничего о нём не знали. Но и Ники Лауда был тоже не очень известен, когда я подписал его. Вы должны признать, что у меня отличный нюх! Вильнёв был частью моей семьи. И я действительно любил его».

Денис Дженкинсон, европейский корреспондент британского журнала «Мотор Спорт» в 1950-1990-х годах, победитель “Милле Милья” 1955 года

“Весь гоночный мир грустил в день смерти Жиля Вильнёва, особенно те, кто им восхищались как гонщиком и человеком. Он принёс глоток свежего воздуха в «Формулу-1», не из-за своего гоночного стиля, но благодаря своей философии. Никаких длинных нудных объяснений о том, что он делает и почему. Он просто любил гонки и его воля к победе была такой же, как и у Фанхио, Мосса и Кларка. Они умели переходить за грань невозможного за рулём автомобиля, это же качество было и у Вильнёва. Те, кто наблюдали за ним, стоя у обочины гоночной трассы, будут помнить его не за выигранные гонки, а за те, в которых он сражался, но проиграл.

Со смертью Жиля Вильнёва гонки «Формулы-1» уже никогда не станут прежними. Нет, они будут продолжаться, однажды появится новая звезда, и засияет так же ярко, но до этого дня чего-то важного будет не хватать, того, что незаменимо”.