Тони Канаан, ветеран гонок чемпкаров и индикаров, выступающий в американских гонках с 1996 года по сей день и выигравший за это время титулы в «Инди Лайтс» (1997) и «Индикаре» (2004), а также главные гонки Америки — «Инди-500» (2013) и «24 часа Дейтоны» (2015), — о том, что движет гонщиками, и почему они продолжают выходить на старт даже после гибели на трассе своих друзей.
«Это была первая гонка Дэна Уэлдона в Японии. В отеле мы были соседями, и, внезапно, меня посетила идея. Дэн отсутствовал, а я пошел на ресепшен и решил притвориться им: «Привет, я Дэн Уэлдон. Я потерял ключи от моего номера, не могли бы дать мне запасные?». Все оказалось проще простого. Я и еще несколько гонщиков проникли в его комнату, и, когда я открыл дверь, мы все увидели просто идеальный порядок – все вещи и предметы были строго расставлены.
Дэн был перфекционистом. Даже не так — он был невероятно дотошным, доходя до сумасшествия. В его доме вся обувь была выставлена в идеальный ряд, в ванной все средства по уходу за волосами стояли в строгом соответствии с этикетками; их у Дэна было больше чем у любой женщины, с которой я когда-либо был знаком, а выглядело это как полка небольшого отдела по уходу за собой в аптеке. Он всегда хотел выглядеть превосходно и презентабельно. Он никогда не носил старые футболки. Всё в жизни Дэна Уэлдона должно было быть идеальным.
Итак, я и ещё несколько гонщиков попали в комнату Дэна… и перевернули там всё вверх дном. Причем мы не мусорили, мы просто переставили всё как попало, ведь мы знали – это выведет его из себя. В комнате было три пары обуви, мы взяли по одному ботинку от каждой и отправили курьерской доставкой в Америку. Соответственно у Дэна осталась одна нормальная пара – та, что была в тот момент на нём. Затем мы вернулись в мою комнату и затаились.
Когда Дэн вернулся и заглянул в свою комнату, то сразу направился ко мне, одетый, как всегда, с иголочки и с идеальной прической. И он был в ярости. Мы все катались по полу от смеха, словно дети, но я никогда не видел никого настолько разъяренным.
Несколько раз он отыгрывался на мне. Он был новичком в тот сезон, мы были напарниками по команде, всегда подшучивали друг над другом.
Со временем, мы стали лучшими друзьями. Всегда тусовались вместе. Другие гонщики, да и я, частенько подшучивали над его дотошностью, но именно это делало его великолепным гонщиком. Его внимание к деталям было невероятным. Я искренне любил Дэна Уэлдона. День, когда его не стало, когда он погиб в той страшной аварии в Лас-Вегасе, стал для меня одним из самых тяжелых.
Автоспорт – очень опасный вид спорта. Каждый из нас знает это. Когда мы потеряли Дэна Уэлдона – это стало невероятной трагедией. Многие люди за пределами автоспорта говорили о его гибели. Дэн достиг немалых успехов в своей карьере — выигрывал звание новичка года, выиграл две «Инди-500», выиграл чемпионский титул в 2005-м. У него была красавица жена и двое детей. Идеальная жизнь. И люди захотели понять – для чего нам нужны гонки? Почему мы каждый раз ставим на карту всё, зная, что можем погибнуть?
Прошло четыре года с момента гибели Уэлдона. И мы потеряли ещё одного прекрасного человека и отличного гонщика – Джастина Уилсона. И в тот момент наши друзья, наши фанаты, все снова стали задавать один и тот же вопрос. Зачем? Почему мы занимаемся этим при таком уровне риска?
Ответ на самом деле прост, хоть и не очень популярен. Мы гонщики, мы гоняемся на быстрых автомобилях. В этом вся наша жизнь.
Никто не становится профессиональным гонщиком ради богатства и известности. Мы любим гонки. И для того, чтобы гоняться на таком высоком уровне, ты должен уметь принимать определенный уровень риска и ставить на карту многое. Кто-то просто не готов принять это. Но гонщики не такие, как большинство людей на планете. Чтобы делать то, что делаем мы, нужно быть немного сумасшедшим.
В каждом виде спорта присутствует риск. Да, в автоспорте он несоизмеримо выше, чем в других дисциплинах, но когда вы общаетесь со спортсменами, искренне любящими свое ремесло – будь то с футболистом, который может запросто получить травму головы на поле, что с гонщиком, который может вовсе погибнуть – никто из них не зациклен на последствиях. Гонки стали опасны ровно с того самого момента, когда была создана первая гоночная машина.
Это не значит, что мы не можем сделать все чуточку безопаснее. После смерти Уэлдона были внесены изменения в конструкцию шлема, шасси. Мы постоянно работаем над увеличением уровня безопасности. С каждой новой трагедией мы эволюционируем. Смерть Уилсона заставила нас крепко задуматься о том, как сделать гонки еще безопаснее, сохраняя при этом незыблемые традиции нашего вида спорта.
Но мы не может оградить себя от опасности на 100%. И мы нормально к этому относимся. Если бы мы могли, то сделали бы бессмысленным достижение предела – если рисковать нечем, то участвовать в гонках сможет абсолютно каждый. А если мою работу может сделать за меня кто угодно — она становится мне не интересна. Оградив нас от риска, вы убьете весь смысл того, чтобы быть гонщиком. Никто этого не хочет. Да, мы постоянно должны работать над повышением уровня безопасности, но всегда должен существовать предел, при пересечении которого могут наступить последствия, которые мы не можем предотвратить. В гонках всегда должен присутствовать риск. В гонках всегда должен присутствовать элемент опасности.
Я ведь запросто могу погибнуть в происшествии на обычной дороге, совершая поездку в продуктовый магазин. Я же не отказываюсь от использования машины или от посещения магазинов? Нет. Я просто принимаю существующий уровень риска и живу с ним. То же самое происходит и на гоночном треке.
Дэн Уэлдон и Джастин Уилсон были не единственными друзьями, которых я потерял. Айртон Сенна был моим кумиром. Будучи, как и я, бразильцем, он был для меня примером. Когда он погиб в 1994-м, мне было 20 лет. Я чувствовал невосполнимую утрату, ведь он был не просто героем для меня. Будучи молодым гонщиком, мне довелось встретиться с ним и бывать у него дома. Мы были друзьями. Я плакал, когда Айртон погиб, но никогда, ни на секунду, не задумывался о том, чтобы бросить гонки.
Были и другие жертвы. Больше, чем я мог себе представить. Но это часть нашего спорта. Мы каждый день работаем над увеличением уровня безопасности, в сравнении с машинами из моей молодости современные стали в тысячу раз безопаснее. Но риск из гонок никуда не делся. Наши семьи не понимают нас полностью, но поддерживают во всем. Если взять за основу факт, что кокпит гоночной техники является лучшим местом для нас – а так оно и есть – то наши близкие являются теми, кто прикрывает нам спины.
Неделя после гибели Джастина была суровой. Полной печали, вопросов, воспоминаний и слез. Гонщики «Индикара» — как одна большая семья, и в те дни семья понесла большую потерю. Честно сказать, расслабиться и перестать все время вспоминать о Джастине я смог только лишь сев за руль своей машины на следующем этапе в Сономе. Когда я попадаю в кокпит, гонки становятся единственным предметом моих мыслей. Именно здесь я чувствую себя комфортнее всего на планете, словно хищник в естественной среде обитания.
Авария Дэна Уэлдона была ужасающей. Гонку решили не возобновлять, но, по правде сказать, если бы было принято обратное решение, то я сомневаюсь, что смог бы продолжить. Этот инцидент произошел в последней гонке сезона, потому у меня было много времени для того, чтобы покопаться в своих мыслях, понять – смогу ли я продолжать или же буду напуган, сев за руль в следующий раз. На следующий сезон я пытался настроиться наилучшим образом и когда он начался – я был готов к борьбе. Это было в Сент-Питерсберге. Городе, где жил Дэн Уэлдон. И я вышел на старт и гонялся, так же, как это бы сделал и Дэн.
Если бы все ушедшие гонщики – будь то Уэлдон, Уилсон или Сенна – смогли бы оказаться перед нами, действующими гонщиками, и объяснить, как нам стоит относиться к их гибели, они бы сказали нам всего одну вещь: «Тащите свои задницы обратно в кокпит и покажите все лучшее, на что вы способны!»
Именно так мы и поступаем. Звучит странно, но, как я уже сказал, мы, гонщики, все немного безумны. Жить по-другому мы просто не сможем».