Билл Брайс, новозеландец и давний друг Брюса, был первым, кто прибыл на ужасное место аварии в Гудвуде в тот роковой день 2 июня 1970 г., но прошло более 30 лет, прежде чем он рассказал кому-то об этом приводящем в оцепенение событии. Билл скончался в конце 2003 г. после долгой борьбы с раком, но перед этим он рассказал Оуэну Янгу о том дне, и это было почти что признанием, хотя, конечно, он не совершил никакого преступления.
Билл был «Брай» из «Браймон Эйрвэйс», авиационной компании, которую он и Крис Эймон, новозеландский гонщик, основали в Британии. Первого июня 1970 г. он пил джин-тоник с Барри Ньюменом, соседом Брюса и Пэтти Макларенов, живущих в элегантном и дорогом районе Бёрвуд-Парк неподалёку от старого трека Бруклендз в Суррее. Ньюмен и Макларен были настолько близкими друзьями, что между их домами даже не было забора. Ньюмен даже одно время финансировал выступления новозеландца Хоудена Генли за «Макларен» в формуле-5000 – шаг, который в конечном итоге привёл к участию этого гонщика в гонках гран-при: сначала за БРМ, а затем за «Уильямс» и «Марч».
«Обнаружив, что в тот день Брюс прибыл из Индианаполиса, мы пошли выпить чего-нибудь», — вспоминал Билл. — «Рон Смит, руководитель тестовой бригады Брюса, был там, и мы обсуждали то, что случилось с командой «Макларен» в Индианаполисе пару дней назад. Им надо было протестировать новый автомобиль «Макларен» для серии «Кан-Ам» в Гудвуде на следующий день и, когда я сказал Брюсу, что буду перегонять самолёт на остров Уайт (прим. пер. – остров находится в проливе Ла-Манш, принадлежит Великобритании), он предложил нам приземлиться на трассе (прим. пер. – Гудвуд – бывший аэродром королевских ВВС) для ланча.
На следующий день мы доехали до аэродрома Фэйроакс (прим. пер. – частный аэродром на окраине посёлка Чобхем в 3.7 км от Уокинга, Суррей) на «Ролл-Ройсе» Барри — он со своим шофёром решили составить мне компанию в полёте. Мы пересели в другой самолёт, чтоб долететь до дома, и были над Портсмутом, когда Барри напомнил мне, что мы должны наведаться в Гудвуд для ланча с Брюсом.
Когда мы кружили над аэродромом, чтобы приземлиться, было видно, как оранжевый «Макларен» для «Кан-Ам» выехал из боксов. Мы припарковались у диспетчерской башни, чтоб прогуляться до боксов. Я помню, что день тогда был чудесный, мы болтали и слышали, как машина наматывает круги. А потом совсем неожиданно воцарилась тишина, абсолютная тишина, и в этот самый момент до нас дошёл звук – «бах» – когда болид врезался в бетонный маршальский пост. Мы были на полпути туда, так что прибежали настолько быстро, насколько могли, и оказались первыми на месте происшествия. Оно напоминало «кровавую бойню»: то, что осталось от автомобиля – это были куски, разбросанные повсюду на территории размером с футбольное поле. Машина на большой скорости вылетела с трассы, врезалась в маршальский пост и взорвалась.
Коробка передач горела, и Брюс лежал очень близко к ней, так что мы оттащили его от горящего магния. Одна деталь застряла в моей голове: его гоночные ботинки слетели с ног в результате аварии. Я попытался снять его шлем, но меня сильно трясло. Я отчаянно старался, но не смог расстегнуть пряжку. Его грудь вздымалась вверх и вниз, и, когда остальные подбежали, я закричал им, чтоб они дали мне кусачки, чтоб я смог разрезать ремешок шлема, но они отодвинули меня в сторону. Я сказал: «Но он всё ещё шевелится… он в порядке». Я не помню, кто это был, но этот кто-то просто горестно покачал головой и сказал: «Нет… он мёртв».
Мы с Барри переглянулись и побежали обратно к самолёту. Всё время пути до Фэйроакс мы летели на пределе, а потом помчались домой на машине Барри. Мы приехали к Пэтти как раз тогда, когда Фил Керр (один из менеджеров «Макларен») уже добрался туда на своей машине. Я слышал, как он позвонил отцу Брюса в Окленд и сказал ему, что Брюс попал в серьёзную аварию. Он сказал, что не знает насколько всё плохо, но что он будет оставаться на связи.
Я жестом показал Барри выйти, потому что мы, очевидно, знали больше, чем они. Я спросил Барри: «Стоит ли нам всё им рассказать?». Он ответил: «Нет…»». Как оказалось, они так этого и не сделали, потому что трагическое известие пришло по телефону. Брайсу и Ньюмену уже не было смысла вдаваться в детали: все и так было ясно.
«Я помню, что на следующий день я сидел в саду», — говорит Билл. «Крис Эймон тоже был там, как и Денни Халм со своими забинтованными из-за ожогов ладонями. Он говорил, и плакал, и повторял снова и снова: «Я хотел бы, чтоб это был я, а не он…»